< Обратно

Фильм «Пиноккио Гильермо дель Торо»

 

Страшная сказка о страшном времени - фильм «Пиноккио Гильермо дель Торо».

Гилермо дель Торо превращает сказочное в политическое и формулирует самые неудобные вопросы.

 

«Пиноккио» стартует с короткого и душераздирающего флешбэка: в годы Первой мировой старик Джеппетто растит сына Карло, чудесного мальчика с глазами как две спелые вишни, во всем послушного заботливому отцу.

Казалось бы, ничто не способно разрушить эту пастораль, этот маленький мир, полный бескомпромиссной любви.

Но в большом мире начинается очередная абсурдная война, и Карло погибает под обломками деревенской церкви, где Джеппетто реставрировал деревянное распятие.

 

Много лет спустя, накануне новой, еще более кровавой войны, безутешный Джеппетто в момент отчаяния мастерит из полена куклу… дальнейшее, как говорится, известная история.

 

Уже по одной только сцене гибели Карло становятся понятны амбиции дель Торо — экранизировать хрестоматийный текст вопреки сложившейся морализаторской традиции. Его «Пиноккио» лишен всякой дидактики для детей и юношества, в которой и взрослые в момент слабости могут уловить намек: что не надо врать и лениться, а надо прилежно учиться и внимательно слушать старших.

Перед тем как на церковь упадет бомба, Карло, замешкавшись, долго смотрит в глаза Христу. И это пустые глаза, равнодушно взирающие на ни в чем неповинного ребенка, да и на целый свет, обреченный на бесконечные страдания. Потому что бога нет. Потому что бог — самая большая ложь человечества.

 

В этом смысле «Пиноккио», конечно, воспринимается как сиквел «Аллеи кошмаров» (предыдущего фильма Гилермо дель Торо) или даже как некий промежуточный итог, своего рода резюме всей фильмографии режиссера. Сказочная форма, к которой так тяготеет дель Торо — неважно, снимает ли он нуар, хоррор или романтическую мелодраму,— нужна ему не для того, чтобы дать исчерпывающие и комфортные ответы, а чтобы задать лишние, чрезвычайно неудобные вопросы. Так, Пиноккио сильно смахивающий на Франкенштейна, уже подвергшись остракизму добропорядочных сограждан, разглядывая все то же распятие, которое снова чинит Джеппетто, рассуждает вслух: почему они любят его и не любят меня, ведь он тоже сделан из дерева?

 

Из дерева, как выяснится, сделан не только символ веры, но и почти все вокруг. Включая саму веру. В ХХ веке она, увы, стала синонимом ненависти, ну или последним, сугубо спекулятивным аргументом в пользу преступлений.

 

Почему, спрашивает уже дель Торо, люди верят в зло, при этом величая зло добром?

Почему любовь к своей родине всегда означает ненависть к родине кого-то другого?

Почему во имя любви нужно убивать?

Почему любовь чаще всего требует подчинения, а не равноправия, почему она должна провоцировать раздор, а не создавать общность?

Почему распятый на кресте бог хочет, чтобы те, ради кого он умер в страшных муках, мучились в ответ?

Что это за вера, в рамках которой за око следует отдать око?

И почему эту несправедливость испокон века избегают ставить под вопрос, если даже деревянной кукле очевиден ответ?

 

Потому что монстры — совсем не то, чем кажутся. Истинный ужас творят как раз люди, вернее, монстры в оболочке людей.